С утра в доме градоначальника созывалось экстренное совещание. Сам градоначальник носился по этажам, палил из своей дву-стволки и орал на весь дом матом.

Отец Онуфрий, мирно спавший в углу под картиной великого Рубенса, открыл глаза и, приняв сидячее положение, начал следить за градоначальником, вращая головой в разные стороны. Его длинные волосы свисали, как мокрая пакля, на рясу и издавали такой омерзительный запах чесночного соуса вперемежку с кос-тром, что градоначальник во время очередного захода мимо угла, где сидел и икал отец Онуфрий, остановился и посмотрел на представителя церкви с явной брезгливостью. На что представи-тель духовенства очередной раз икнул, направил взгляд, как преданный пёс, в глаза градоначальнику и тихо спросил:

— А, ч-что, у нас... что-нибудь осталось? Хк.

— Во-о-он!!! — заорал градоначальник так, что картина Рубен-са пошатнулась и рухнула отцу Онуфрию прямо на голову.

После этого Порфирий взял представителя духовенства за ши-ворот и поволок к выходу. Проходя мимо двери работы великого Робертино, хитрый Онуфрий попытался было ухватиться за руч-ку, но не успел и через секунду уже лежал в пяти метрах от крыльца дома градоначальника.

Минут через пять Порфирий, немного успокоившись, вышел на улицу, поднял до сих пор лежавшего там отца Онуфрия и втащил его обратно в дом.

— Садись, — немного мягче сказал он. — Выпьешь?

— Выпью, коль нальёшь, за з-здравие, — вытирая рукавом рясы лицо, ответил Онуфрий.

— Ты, это... ладно... не серчай. Я ведь это так. Не со зла, — наливая, сказал Порфирий. — Не знаешь ли, случаем, куда это Акулина с утра пораньше вышла? — напрямик задал вопрос градоначальник, делая вид, что ищет чего-нибудь съесть.

— Вот те раз! Ваше сиятельство, Порфирий Петрович... Так ты ж это... сам вчерась её на спор у свинаря на свиноматку выме-нял. Ещё кричал, что всё равно у Акулины не лицо, а рыло, ну, она к свинарю и ушла. А ты свинью-то видел?.. Хороша-а!

Порфирий обхватил голову руками.

— Да ты не переживай, ваше сиятельство, — продолжал Онуф-рий, обнаружив что-то в тарелке. — Вы ж с ним договорились, что отпустит он, мол, её обратно в любой момент.

Тут Порфирий не выдержал.

— Во-о-он!!! Убью всех! Запряга-ай!

Отец Онуфрий аж костью подавился от такой неожиданности.

— Постучи, Порфирий, умираю.

И Порфирий со всего маху да всей пятернёй ка-ак даст Онуфрию по шее, так у того не только кость, но и всё остальное, что он вчера за столом пожрал, обратно полезло.

Выбежал Порфирий из дома, вскочил на коляску и погнал, что есть мочи.

Отец Онуфрий лежал долго и привиделся ему сон.

...Будто идёт он по берегу Пустозвонки и несёт в руке свою рясу, а на встречу ему градоначальник местный, Порфирий Пет-рович. Идёт и смеётся, прям заливается. И от этого Онуфрий сам засмеялся и спрашивает:

— Что весёлый такой, Порфирий Петрович?

— Да вот, вишь, — говорит Порфирий, смеясь, — чего свинарь-то уделал?

...И открывает чугунок, вдруг откуда-то появившийся в руках. Открывает и хохочет.

— Знаешь, чего это?

А отец Онуфрий отвечает, тоже смеясь:

— Не-а, не знаю.

— Так ведь это ж студень. Понюхай! — говорит Порфирий, а сам хохочет и суёт ему под нос чугунок.

Понюхал отец Онуфрий и засмеялся ещё громче.

— Да, какой же это студень!.. — говорит. — Это и не студень вовсе... Чуешь, как пахнет? На, нюхни.

После этого градоначальник замер да ка-ак даст чугунком Онуфрию по голове, чугунок-то и раскололся. А из него кольца да серьги посыпались, да другого добра видимо-невидимо.

— Узнаёшь?

Онуфрий пригляделся и вспомнил.

“Батюшки! Это ж Акулины, жены его, камешки”.

И вдруг видит, что они прямо с пальцами и ушами сорваны.

— Вишь, — говорит Порфирий, — чего свинарь-то уделал? А ты говоришь “не студень”.

Сказал он это и пошёл по воде на ту сторону.

А отец Онуфрий собрал всё это обратно в целый чугунок и за Порфирием по воде, но почему-то вода его держать не стала и пошёл он по дну. В одной руке ряса, в другой чугунок.

— Бросай чугунок, — услышал он чей-то голос. Ему почему-то показалось, что это был голос Николая Угодника. — Бросай чугунок, а рясу постирай. Негоже тебе в грязной ходить.

— Гоже, гоже! — закричал отец Онуфрий и бросил рясу.

И тут Николай Угодник стал его бить. Долго бил, больно, а отец Онуфрий только хохочет и кричит:

— Гоже, гоже!

А потом вдруг перестал хохотать и говорит:

— Николай Угодник, прости ты меня за ради бога. Я ведь хотел сказать не “гоже”, а “боже”, — а сам стоит и улыбается.

— Ну, это другое дело. Стирай рясу и пошли.

И тут отец Онуфрий изловчился да ка-ак даст кулаком Угоднику в лоб и бежать, крича на ходу: “Гоже, гоже!”.

В этот момент сознание к нему вернулось, открывает он глаза, а перед ним градоначальник с подбитым глазом.

— А, а уши где? — спросил отец Онуфрий, хлопая глазами.

— Ну я тебя щас гада прикончу!

Порфирий берёт ружьё и заряжает.

— Молись, поповье племя, пришёл твой час!

— Погодь, погодь, Порфирий Петрович! Ведь не нарочно я. Сон мне страшный привиделся, ей богу! — сказал скороговоркой отец Онуфрий и перекрестился.

— Ты свои сны в церкви смотри, а государственных людей бить в их же доме не смей! — чуть спокойнее сказал Порфирий. — Ручки-то опусти.

Отца Онуфрия аж в пот бросило от таких кошмаров. Он и заговорить-то пужался. Не дай бог, ещё чего ляпнет, тут уж точно живым не уйти.

— Нет там никого, — задумчиво сказал Порфирий. — Свиньи по полям бегают, а их нет.

— Кого? — переспросил отец Онуфрий, закидывая в рот кусок селёдки. — А-а, ты о жинке своей... Так придёт, куды денется. Я сегодня помолюсь за тебя и придёт. Не век же ей на свинарнике жить.

Но дела и впрямь были серьёзными. Куда они могли подевать-ся, где спрятаться? Не Акулина его волновала, а престиж — самолюбие было задето. Где ж это видано, чтоб жена ушла от градоначальника да ещё к кому — к свинарю!